Эхо войны. В память о Георгие Николаевиче Пудове...

Он меня убедил. Через неделю я был курсантом Троицкого (Челябинской области) военно-авиационного училища. Оно готовило воздушных стрелков и механиков по вооружению самолета.
Летом 1943 года меня направили на стажировку в боевой 33-й гвардейский военно-авиационный штурмовой полк. Базировались мы в маленьком городишке Песцы, что под Старой Руссой. Снаряжали Ил-2 стокилограммовыми бомбами, реактивными снарядами, и все это вручную.
Самым страшным оружием нашего штурмовика был УХАП — универсальный химический авиационный прибор, в который прибор заливалась горючая смесь. Ее с самолета разбрызгивали над блиндажами и окопами противника. При контакте с воздухом она воспламенялась, бетон превращала в песок.

Заправка УХАПов всегда проводилась ночью. Мы с командиром-техником брали 100-литровую бочку и через воронку переливали горючую смесь в прибор, похожий на акулу. Потом еще бочку, затем еще полбочки — и так 250 литров. Завинчивали и вешали под самолет. Спецодежды не было, а солдатская, когда попадали брызги, прогорала моментально, на всю жизнь оставляя шрамы.

Однажды, когда снимал пулемет с потрепанного в воздушном бою штурмовика, самолет, потеряв центровку, навалился на меня, 17-летнего «мужика», тонкого, как тростник. Я потерял сознание и чудом остался в живых.

В марте 1944 я окончил училище по ускоренной программе, получил звание сержанта, должность механика по авиавооружению, был откомандирован на Украину и приписан к 15-й воздушной армии США. Американцы в то время были нашими союзниками. Штаб 169-й авиабазы особого назначения (169 АБОН) находился в Полтаве.

Нас, исхудавших, поставили на усиленное питание, вместо потрепанной выдали новую форму, научили нескольким английским словам и через две недели отправили в Миргород на строительство аэродрома. В сжатые сроки с привлечением местного населения был построен аэродром.

Мы стали принимать первые американские транспортные самолеты с вооружением, оборудованием и горюче-смазочными материалами.

2 июня полк ожидал первого прибытия 15-й американской воздушной армии. На стоянки подвезли американские 100-килограммовые бомбы. Они выглядели игрушечными и были аккуратно покрашены. Вся эта красота вызывала удивление — идет тяжелая, жестокая война, а тут такие «куколки»…

С неистребимым русским любопытством осматривали мы заокеанские машины. Дверей у кабины пилотов нет, в самолете на плечиках висят наглаженные костюмы. В фюзеляже стояли ящики с продовольственными пайками и большое количество резанной в мелкую ленту фольги, которая сбрасывалась с целью искажения показаний немецких радаров.

С нами союзники были просты в общении, без предвзятости и высокомерия.

Впервые в жизни наши ребята попробовали «ихние» фруктовые соки из банок, тропические фрукты. Гости наши с большим удовольствием приходили за наши столы и за обе щеки уплетали украинский борщ. Совместно работая и отдыхая, конечно, не упускали мы и политических вопросов. Отчаянно спорили, что у нас тоже сильная авиация, особенно Илы, да и вообще Красная Армия любому «шею намылит».

Бомбы, бомбы, бомбы... В кассетах, уложенных в штабеля. Рядом, словно хищная акула, стоит Боинг, готовый поглотить в свое ненасытное брюхо это огромное количество «чушек», залитых взрывчаткой… В первой боевой операции оба «мои» самолета находились в группе, которая в ночь с 5 на 6 июня бомбила нефтяные промыслы и нефтехранилища Плоешти (Румыния). Американцы по возвращении жали мне руку, хлопали по плечу, улыбались, довольные успехом: «Радуйся, Жорж, твои бомбы попали в десятку». В результате той операции была ликвидирована основная нефтяная база, снабжающая армии фашистов высококачественным горючим, маслами и смазками. Через месяц что-то подобное немцы устроили американцам на наших аэродромах.

11 июля 1944 года, в день возвращения боингов из очередного ночного рейда по тылам противника, в небе появилась «рама» — немецкий самолет-разведчик. Покружил над нашим Миргородским аэродромом и ушел в сторону Полтавы. Было ясно — немцы обнаружили стоянки самолетов и ночью будут бомбить.

Той же ночью наш гарнизон проснулся от гулких мощных взрывов — бомбили аэродром Полтавы. На нем было самолетов в два раза больше, чем на нашем. За 200 км от нас был виден пожар. Ночное небо переливалось всполохами. Черные клубы дыма взмывали вверх — это рвались бомбы арсенала и емкости горюче-смазочного склада.
Днем наши союзники подсчитывали потери. Аэродром разрушен, часть самолетов сгорела, остальные повреждены, выведены из строя. Было очень много жертв и с их, и с нашей стороны. Практически вся полтавская база была уничтожена.

На следующий день хищным коршуном «рама» опять появилась над нами, видимо, немцы сфотографировали наши стоянки самолетов и пошли снимать «полтавский пейзаж» после налета. Мы укрепили окопы, «щели», переходы, выслушали дополнительный инструктаж о том, как сохранить жизнь во время бомбежки. Наученные горьким опытом и большими потерями, американцы снялись с нашего аэродрома, истребители — с соседнего, и ушли на запасной аэродром в Новороссийск, к Черному морю.
Полночь. Здание казармы с толстыми кирпичными стенами содрогнулось от мощного взрыва. Мы в мгновение ока оказались в «щелях», выкопанных во дворе. Неестественно белый фосфорический свет осветительной бомбы разорвал мрак летней ночи. С раздирающим душу диким воем бомбы, казалось, сыпались прямо на тебя. В небе гул и свист пикирующих бомбардировщиков, но и на этот раз ни одного вражеского стервятника сбить не удалось. Взлетали бочки с бензином, склад боеприпасов горел, раздавались глухие взрывы американских бомб. Густой смрадный черный дым с проблесками багровых языков пламени застилал летное поле. Вздыбились плиты посадочных полос. Кромешный ад длился всю ночь.

Вот тебе, Николай Васильевич, и «тиха украинская ночь!» над твоим Миргородом… Ночной налет изрядно напугал местных жителей. Потрескались стены близстоящих хат. Но ни одна бомба не упала на город. Заколдовал, видимо, его великий мистик Н.В. Гоголь. Нетронутыми остались американский палаточный городок экипажей и наши казармы.

По законам военного времени, без оплаты труда, на голом энтузиазме, с привлечением местного населения восстановление взлетно-посадочных полос аэродромов было закончено в течение нескольких суток.

Осенью 1944 года советские войска значительно продвинулись на запад, а союзники — на восток. Полтавская 169-я авиационная база особого назначения сыграла свою значительную роль в разгроме гитлеровской армии и ее военных стратегических объектов. Самолеты союзников по-прежнему приземлялись на наши аэродромы, но уже не в таком, как прежде, количестве, а отдельными небольшими группами.

После победы мы прощались, как и подобает братьям по оружию. Поклялись в вечной солдатской дружбе, сфотографировались на фоне Боинга-17 — «летающей крепости». Они улетели на свои новые базы, а мы — на Дальний Восток.

Меня направили на учебу в Рижское летное училище. По окончании его, в звании лейтенанта, я прибыл в Корею. Каково же было мое удивление, когда узнал, что по ту сторону 38-й параллели стоит та самая 15-я американская воздушная армия. На это раз мы были уже не союзники — политики поставили нас по разные стороны баррикад».